Знаете, есть такая гадкая повадка у авторов худ. прозы: вкладывать свои измышления в уста героев. Потому что косвенно свои идеи донести до читателя лень и не получится, а вот если выдуманный Сидоров А. Б. печатным по белому скажет “Белки это просто богатые крысы!”, то все точно поймут, восхитятся и похвалят. Ай да Петров! Ай да сукин сын! Ишь чё удумал!
Иногда это получается сделать, и выходит прикольно. Но чем пространнее тезис, тем вероятнее вместо восхищения просто хмыкаешь и косишь глаз — сколько ещё страниц осталось?
Соблазн такого чревовещательства велик, ведь хорошие книги пишутся не потому, что автор может складывать слова, а потому что волнуют вопросы или идеи, и их надо донести. Но настолько же сложно натолкнуть читателя на эти вопросы и идеи, вместо того, чтобы пытаться прямым текстом впечатать их под черепушку.
Я вот сейчас пишу роман, так что и мне требуется громоотвод. Лучше проговорить (своим) ртом в пустоту то, что рождается в словах, и избавить читателя от нравоучений. Тогда меньше будет мешать ненужный избыток градуса. Так что извиняйте, дальше будет текст из рубрики #впустоту про жизнь и одиночество, с точки зрения одного из героев.
Мы приходим в этот мир, чтобы практиковать одиночество. Если вне жизни мы существуем неотрывно от общего сознания, то жить приходим как капли, всплеском оторвавшиеся на миг от поверхности моря. Шок, боль, страх такого отрыва начинаются с рождением из чрева матери. Но они не проходят всю жизнь, мы лишь от мамы приучаемся сами себя успокаивать.
Всё, чего хочет от нас жизнь — на миг осознать свою конечность, ограниченность, обособленность в тесной сфере капли. До конца прочувствовать пугающую, несовместимую ни с чем свою уникальность, возможную только в кратком парадоксе жизни. Потому все отношения разрушаются, интересы расходятся, а случайное счастье развеивается по ветру. Просто жизнь не для этого. Мы барахтаемся в ней против течения, против энтропии, хватаясь за таких же бедолаг, тщетно пытаясь осмыслить несправедливость исходных данных и непривычную боль растождествления с общей тканью.
Тот, кто не пришёл к собственному одиночеству добровольно, никогда не будет в балансе. Те, кто отрицает задуманный смысл одиночества, будут бежать от него в страхе всю жизнь. Мне жаль экстравертов — они будто рождаются с глубокой занозой, которую ничем не вытащить.
А время это агент смерти, то есть общего сознания. Отпущенные нам крупицы этого сознания помогают прозреть — невозможно не видеть смерти, думая о времени. Смерть это обещание воссоединиться с источником, отменить накопленные ошибки, прекратить боль. Это возможность посмотреть на жизнь как на интересное упражнение. Только тогда мы можем осознать дарованную уникальность не только как боль. Без времени (гарантии смерти) изначально несправедливая, лотерейная жизнь как день сурка — пустоцветна и бесконечно ужасна.
Капли стремятся воссоединиться просто из-за физических свойств воды. Но на миг, взлетая над поверхностью, можно насладиться видом и осознанием бесконечно большого, умещающегося в бесконечно малом.
