Когда идёт снег, голые деревья снаружи застывают, так что сразу понимаешь — это неспроста. Пока валят хлопья, вот так тяжело, стройно, кажется, что стоит само время. Его вдруг так много, что можно на пару дней просто замереть — следить за снежинками, всматриваться в белёсый туман, пропускать сквозь пальцы любые мысли. Пусть они тоже падают в никуда. Может быть, поэтому крупный ровный снег никогда не идёт дольше дня. Иначе совсем пропадёшь, как снежинка.
Одеяло, такое белое, надёжное — может укрыть от всего на свете. Как сейчас помню: лежишь под этим одеялом, будто с ватой в ушах. И всё так далеко, призрачно. Вообще не кажется возможным, что сейчас придут и настучат по голове за то, что читаешь укрывшись с фонариком.
Вот сейчас так же. Одеяло снега проводит грань реальности, и мир вдруг действительно становится «внешним». Метро, до которого раньше было пять минут, теперь где-то за Северным полярным кругом. Его перенесли, потому что на фига тебе вообще куда-то ехать. Ведь тут — снег.
Выглянешь на улицу, щуришься от обжигающих температур, он сухой, шелестящий — сыпет картечью на редкие мёртвые листья. Спрячешься — и он опять сонный, немой, отменяющий метро и время.
Закутанные люди за окном спешат куда-то. Вот чудаки, вы что, не слышали? Суббота теперь навечно. Пошевелиться раньше среды — дурной тон. Ведь снег идёт.
Ты только не уходи, сейчас чай поставлю.
