Мы лежали под обстрелом в чистом поле. Когда полетели первые снаряды, мы не сразу это увидели. Нас прикрывала рожь, склоняла колосья над нашими головами, шептала: «Просто держитесь за землю».
В то время было легко её понимать. Мы держались. Снаряды летали в обе стороны, чаще шумовые. Меня поразило, как быстро мы привыкли, когда зажали уши. Всё вроде бы как всегда, просто небо расчерчено, будто его постоянно делят по-новому. Да запах гари — настоящей, не шумовой.
Мы лежали под обстрелом в чистом поле, ведь оно быстро очищалось от ржи. Там, где раньше колосилось зыбкое море, появлялись чёрные островки стабильности. Казалось, больше нет ничего стабильнее выжженных пятен и взрытой земли, осыпáвшей нас, хоронящей от взглядов в прицел. «Держитесь», шептала она, а мы читали по губам, не в силах оторвать руки от ушей. Над нами летели уже боевые снаряды, ибо никто не уважает шум, который шумом и заканчивается.
Мы лежали под обстрелом на том, что раньше было чистым полем, а говорить с нами было некому. Держаться не удавалось, раскалённая земля тряслась, будто хотела сбросить нас со своего лица и умыться. Израненное лицо было в глубоких рытвинах, а в них наше спасение. Верили, что снаряд никогда не попадает в одно место дважды, поэтому каждый нашёл себе ямку страха, из которой можно не поднимать головы.
Если стрелять когда-нибудь перестанут, мы об этом не узнаем. Лишь однажды придут наши дети и спросят: «Почему вы не сеяли рожь?»
