Отель

С самого утра отель гудел и трясся, как стиральная машина, ибо случилась пошлейшая вещь — убийство. Я бежал по коридору в кабинет распорядителя, когда меня нагнал приятель из ведомства по снабжению, Михаэль Густафсон.

— Кого убили-то? — спросил он.

Я пожал плечами.

— Уж ясно, что не проститутку, — Густафсон, похоже, решил рассуждать прямо на бегу, — Из-за них такой суматохи не устраивают.

Свисающая набок чёлка била его по щеке, как сапог наездника. Густафсон, как всякий немец, бегал преотлично, а без этого в отеле не выжить. Здесь нужно бегать быстрее всех — то за поощрениями, то от наказаний. Порядки здешние попервой меня немало удивили, но вопросам коллеги не обрадовались. Даже Густафсон пожал плечами и просто посоветовал не отставать. Вот я и бегал со всеми то в одну сторону, то в другую, без труда опережая многих. Ведь стратегия выживания здесь проста: делай как все, только не хуже, чем последние.

Когда мы ворвались в кабинет пана распорядителя, оказалось, что спешили не зря — уже собралась почти вся знакомая мне обслуга.

Коллеги стояли в ряд вдоль стены. При нашем появлении они повернулись к двери, и тут я по-настоящему удивился. Встревоженные лица; кто-то белый, как известь, кто-то красный до прозрачных кончиков ушей — всё это было так непохоже на фарфоровые улыбки, приклеиваемые при вступлении в должность.

Улыбки у нас служили униформой: слащавые для постояльцев, заискивающие для вышестоящих, презрительные для равных и низших по чину. А сейчас я первый раз видел в коллегах обычных людей — растерянных, перепуганных, заранее виноватых. Будто они тоже только что из внешнего мира.

Среди столпившихся у стены была и Яна, бледная, но как всегда хорошенькая. Это здорово меня приободрило.

— Чего встали?! К стенке, живо! — гаркнул пан распорядитель нам с Густафсоном.

Мы поспешно заняли свои места. Пока запаздывающие прибывали и пристраивались рядом, я смотрел на двоих людей, развалившихся на роскошных распорядительских стульях посередь комнаты.

Первый, распорядитель по этажу и наш начальник пан Властимил Гашек, округлый человек за пятьдесят в безупречном твидовом костюме, раздувался от важности, точь-в-точь как его портрет на стене. Аккуратно приглаженные седые кудряшки, бордовый кончик носа, безупречная бородка и сжатые губы формы упавшей буквы “S” — наш пан Гашек был воплощением авторитета. Величавым жестом он поминутно поправлял на переносице очки.

Рядом с ним сидел незнакомый, весьма неприятного вида молодой человек. Он был чуть старше меня, неряшливый и весь какой-то облезлый. Плохонький костюм обтягивал острые плечи, из засаленных рукавов торчали тонкие запястья с костлявыми руками. На изрытой физиономии обозначились ранние мешки под глазами. Узкий подбородок ручьём сбегал к полу, тонкие губы были в постоянном движении.

Нельзя было не заметить сильное внешнее сходство этих двоих, хоть молодой человек не выглядел и на четверть пана распорядителя. Если тот был образцом достоинства и подчёркнутых манер, то облезлый впечатление производил крайне негативное. Он едко причмокивал и с беззастенчивым подозрением стрелял глазами в каждого из нас. При этом они с паном Гашеком слаженно ухмылялись.

В дверь влетел очередной коллега и просеменил к стенке. Конечно же, это был Ян Бажина, наш незадачливый смотритель сантехники. Пан Гашек кивнул облезлому и одними губами прошептал: «хватит». Тот хлопнул в ладоши, вскочил и запер дверь.

— Как вас зовут, милейший? — вкрадчиво обратился он к Бажине не по-молодому скрипучим голосом, тщательно скрывая моравский выговор.

— Ян Бажина. Смотритель… сантехники, — опасливо отозвался тот.

— Ну вот, — потирая руки, промурлыкал облезлый и театрально обратился ко всем присутствующим, — Дамы и господа! Кажется, у нас есть главный подозреваемый!

Бажина замер, выпучив глаза. Обслуга нервно зашевелилась. Облезлый подмигнул пану распорядителю, и тот, поправив очки, внушительно откашлялся, как всегда перед речью. Все затихли.

— Значит, та-а-ак, — привычно начал он нараспев, — Как вы все уже знаете, в нашем доброчестном гранд-отеле — да будет стоять вечно сие заведение на земле славной Чехословацкой республики! — произошло ужасное преступление. И вас известили, что у нас будут все основания подозревать в этом богомерзком деянии прежде всего того, кто явится на общий созыв последним…

Он со вкусом помедлил. Бажина решил, что пора начинать скулить.

— Помилуйте, пан распорядитель…

— Малча-ать! — пан Гашек благостно потянул ноздрями воздух и поправил очки, — Тот, кто не может сию же секунду явиться на вызов начальства, видимо, имеет более важные дела, так? Пренебрегает своими прямыми обязанностями в рабочее время, так? Как по мне, так это хуже убийства. И надо же было именно вам, досточтимый пан Бажина, оказаться самым последним, самым ленивым, самым… — он задумался, — попирающим порядок, закон и нравственность?

На Бажину было жалко смотреть.

— Вы ведь у нас ответственный за обслуживание центрального отопления. Можно сказать, воин технологического прогресса на благо человека, — пана Гашека было уже не остановить, — А потом этого самого человека убивают, а наш пан Бажина, значит, дремлет себе на рабочем месте, так? И это ваш прогресс? В нашем демократическом обществе? В тысяча девятьсот двадцать девятом году от рождества Христова?

Облезлый ухмыльнулся.

— Ах да, — спохватился пан Гашек и поправил очки, — Я же не представил нашего гостя. Прошу любить и жаловать, это мой племянник, пан Антонин Башек, секретный сотрудник полиции.

Мы молчали, а облезлый пан Башек ещё быстрее застрелял глазками.

— Вот именно, секретный! — проскрипел он, — Это ваше великое счастье, что начальником у вас мой дражайший дядя! Благодаря ему донесение об убийстве сегодня утром легло на стол мне, а не отправилось по регулярному протоколу. Если бы не это чудесное везение, вы, премилостивые государи и государыни, уже сидели бы в кутузке, дожидаясь официального расследования. И тогда вас, может быть, может быть! — он поднял палец, — начали бы неохотно отпускать по одному. Разумеется, сначала перепроверив дюжину раз ваши сомнительные показания и алиби.

Никто не шелохнулся. Этот Башек явно наслаждался ситуацией.

— Вот вы, мой дорогой друг, — он снова обратился к Бажине, премерзко улыбаясь, — Где вы были вчера вечером с девяти до десяти?

— Я… осматривал с-сантехнику в п-пустующих номерах, — залепетал Бажина.

— Чушь! — Башек сощурился, — Чтобы в таком прекрасном отеле и пустующие номера? Всё это мы ещё проверим, пан главный подозреваемый, но сомнений тут лично у меня никаких! А что же остальные?

Мы все начали переглядываться, никто не решался подать голос первым.

— Я был в людской, читал книгу, — неуверенно начал Иржи Клапка, смотритель каминов, простоватый малый исполинских размеров, — Вечер выдался хороший, на дым никто не жаловался. И в людской никого. Отчего б не почитать?

— Значит, якобы посвящал себя духовному воспитанию, а не бродил по коридорам в поисках жертвы? — съязвил Башек, рот его разошёлся в усмешке, вынырнули дурные зубы.

— Я детектив читал, — упрямо ответил Клапка, — Причём тут жертвы воспитания?

— Детектив! Никак про убийство? — хмыкнул Башек.

— А я цветы поливала, — подхватила цветочница Плевелова, — Я завсегда вечером поливаю!

Тут все зашумели:

— А я ковры стелил на лестничной площадке!

— Я на склад бегала за посудой!

— Я искал пана Штайнберга с третьего этажа!

— А я…

— Малча-а-ать! — перекрывая шум, заорал пан Гашек, видя, как беспомощно хлопает глазами племянник. Повисла обиженная тишина. Я захлопнул рот, не успев ничего сказать.

— Надо же, как гладко вы все поёте! — прошипел Башек, — А подтвердить ваши слова кто-то может? Свидетели у всех есть?

Тут все озадаченно заморгали кто куда. Штука в том, что работа в отеле не прекращается до позднего вечера. И под конец почти каждый трудится в одиночку. Не в меньшей степени для того, чтобы тому не было свидетелей.

Башек торжествовал. Пан Гашек поправлял очки.

— Я… у меня… ко мне… — задыхаясь от страха, начала лепетать Ярмила Скленкова, заведующая по кухне.

— Ну-ну, милочка, не стесняйтесь! — с видом стервятника подбадривал Башек, чуть не щёлкая зубами.

— Ко мне на кухню в девять ноль две зашёл пан Седмичка и предложил испить сливовицы, — зажмурившись, протараторила Скленкова, — Из дозволенных персоналу запасов, в пределах недельной квоты, а в девять сорок восемь оба стаканы были помыты и возвращены на место…

Тут запас дыхания у неё кончился, колени подогнулись, она раскинула руки и картинно рухнула на еле успевшего её подхватить Войтеха Седмичку, бухгалтера. Он стоял рядом, краснел и долговязо крючился, поддерживая Скленкову под руки. От неожиданного разоблачения его чёрная шевелюра зашевелилась.

Температура в комнате упала ниже нуля.

— Какое мне дело до ваших романтических похождений? — нахмурился Башек, не понимая ситуации, — Отвечайте по существу, что вы делали с шести до семи вечера?

На него не обратили никакого внимания. Все глаза, круглые от ужаса, были прикованы к пану распорядителю. Дело в том, что внеулыбочные отношения в рядах обслуги строго запрещались. Признаться в том, что крутишь шашни с коллегой под носом у пана Гашека, было хуже, чем убить человека. Это означало убить двоих. Скленкова опрометчиво выбрала большее из зол, и теперь на лице бедного Седмички читалась полная покорность судьбе, будь то тюрьма, казнь или того хуже — увольнение.

В кромешной тишине пан Гашек медленно достал платок из нагрудного кармана, снял и тщательно протёр очки. Потом водрузил их на место, тут же старательно поправил. Спрятал платок.

— Я никогда не слышал о дозволенных персоналу запасах сливовицы, — проговорил он глухо, как зарождающийся вулкан, сея сейсмическую панику в комнате.

— Ну ладно, мы отвлекаемся! — раздражённо вмешался Башек, косясь на дядю с недоумением, — У нас тут убийство как-никак! А насчёт сливовицы… я зайду к вам после беседы, надо записать показания, — деловито сообщил он приходящей в себя Скленковой, — Так вот, о чём это мы? Ах да! Раз никто из вас не собирается признаваться по-хорошему, придётся по-плохому.

Тронутые кровью белки его глаз полоумно обнажились, полоска рта опять отвратительно заплясала. Башек снова чувствовал контроль над ситуацией и бойко скрипел:

— Хоть у нас и есть главный подозреваемый, — он кивнул в сторону Бажины, который было решил, что соскочил с крючка, — не забывайте, все вы под подозрением! У нас тут на руках дело об убийстве, знаете ли, а теперь ещё и добавилось дело о лишней сливовице. Поэтому слушайте внимательно! Каждому придётся доказывать свою невиновность! Ожидаю от вас полного сотрудничества, ибо только благодаря мне ваша жизнь ещё не превратилась в ад. Кто виновен, я точно узнаю, не сомневайтесь! Даже у стен есть глаза и уши, это должно быть вам доподлинно известно! Уж я-то сумею превратить вашу жизнь в ад! У меня, смею вас заверить…

Пока он балагурил, люди потихоньку стряхивали оцепенение.

— А… кого убили-то? — спросил смотритель каминов Клапка.

— Чего? — не понял прерванный на полуслове Башек.

— Убили кого?

Башек издевательски оглядел Клапку с ног до головы.

— Нет, ну что за деревня! Знали б мы, кого убили, я бы сразу назвал убийцу! В нашем профессионализме можете не сомневаться! Уж у нас-то…

— То есть как это? Вы не знаете, кого убили?

— Конечно знаю! Какой-то мошенник, проходимец, делишки тёмные творил, имущество конфискованное разворовывал, но какая разница? Это дела не меняет! И вины вашей не умаляет!

— Ну а личность-то установили? Как зовут человека? Может, его кто-нибудь знает?

Башека явно раздражал этот простак.

— Да какая к чертям личность? Кому она нужна, эта ваша личность? Вы, милейший, ведёте себя уж совсем подозрительно, я бы даже сказал, убийственно подозрительно, если можно так вы…

— А труп что?

— Что труп?

— По трупу как-то опознать убитого можно?

— А вот тут мы и подошли к самому главному, — подал голос пан Гашек. Все, включая Башека, умолкли.

Пан распорядитель поправил очки и откашлялся.

— Щекотливость ситуации заключается в том, что убийство произошло на нашем этаже, никто лишний о происшествии не знает и знать не должен. Смею вас уверить, распорядители других этажей спят и видят, как бы дискредитировать наше с вами скромное и честное самоуправление. Убийство это не простое, я бы даже сказал, — тут он стал озираться, будто у стен и вправду были глаза и уши, — политическое, так что действовать надо с умом и осторожностью. Наша проблема в том, что у нас нет трупа.

В кабинете опять поднялось волнение.

— Как нет?

— Куда делся?

— Разве бывает убийство без трупа?

— Ш-ш-ш-ш! — вопреки манере пресекать беспорядки ором, пан Гашек зашипел, приложив палец к губам, — Мне доложили об убийстве, но спустя короткое время труп исчез. Так что у нас нет ни тела, ни улик, ничего! Понимаете, как сложно в таких условиях вести расследование?

— Но пан распорядитель, — снова подал голос Клапка, уголки его рта недовольно опустились. Ему не нравилось не понимать, — Как расследовать без тела? Что расследовать?

— А всё же, вы уверены, что труп был? И что убийство на самом деле… — начал было бухгалтер Седмичка, но на этот раз пан Гашек не стерпел.

— Ма-а-алча-а-ать! — дал он наконец волю своему безошибочному стилю управления.
Но ситуация, должно быть, и впрямь была серьёзной, потому что он снова заговорил — неслыханное дело! — тихо и доверительно, что выдавало его тревогу.

— Убийство было, труп был, это мне достоверно известно. Однако теперь придётся полагаться на себя, дабы наша жизнь не превратилась в ад, как уже предупредил мой племянник. А если руководство отеля узнает, нам всем крышка!

Башек очнулся и опять начал метать дьявольские взгляды налево и направо. Взгляды эти обещали: “Уж я вам устрою, будьте покойны!”

Да и пусть, подумал я. К этому моменту мне всё это надоело, от скуки я шевелил пальцами ног в ботинках. Пусть этот Башек ищет свой труп, раз ему так надо. Тип он донельзя неприятный, общаться с ним ещё придётся, куда денешься. Но он отстанет. Ничего не видел, ничего не знаю, что он мне сделает? Судя по лицам коллег (всех, кроме Бажины), примерно так думали все.

— … что первой нашей задачей будет найти труп… — вещал пан Гашек.

Вот бы сейчас на балкон, покурить. Я бросил взгляд в окно. Разве можно зимой упускать момент погреться на солнышке?

— … а исчезновение улик добавляет к одному преступлению…

Господи, почему у нас в отеле всё такое вычурное? Зачем пану Гашеку на окне такие пошлые резные наличники? Как такое может нравиться?

— … а значит, ответственным за поиски трупа, нет, не так — распорядителем по трупам! — назначаю…

Тут я прислушался, посмотрел на пана Гашека и обомлел. Исподлобья, сузив амбразуры глаз, он смотрел прямо на меня.

Повисла нервная пауза.

— Тебя!

Его жирный указательный палец выстрелил мне между глаз. Меня обдало жаром. Боковым зрением я видел оборачивающиеся лица коллег, они светились ужасом и облегчением.

Время остановилось. Палец пана Гашека в моих глазах стал выпуклым как воздушный шар, занял весь обзор, лица коллег свернулись вокруг него калачом. Всё остальное отъехало на сто километров назад. Свет померк, комната сворачивалась, завязывая меня узлом вместе со всем этим проклятым балаганом.

— Ух, бедняга! — сказал кто-то радостно.