Прочитал наконец «Землю» Елизарова, почему-то захотелось написать отзыв.
На кладбище смерти нет, утверждает роман «Земля». Нет её и в самом романе, потому что помимо всех собранных материалов, цитат, полуоккультных практик и философских изречений о смерти, эта книга о жизни. Вместо «масштабного осмысления русского танатоса» это картина неказистого российского существования нулевых, когда цирк безнадёги девяностых уже прошёл, но ничего нового на его месте пока не выросло. И если полное отсутствие признаков жизни (изв. за каламбур) главного героя это аллюзия на такую жизнь, то за неё заплачена слишком высокая художественная цена. Главный герой ничего не хочет, ни к чему не стремится; он как устрица реагирует на внешние раздражители, из-за чего сюжет местами хорошенько провисает. Промежуточная кульминация (драка с братом), к которой мы идём четверть книги, сжигает старые декорации, и начинается непосильный для читателя труд формирования новых опорных структур истории. А потом пофиг, вернёмся-ка к старым. При полной апатии главного героя.
Зато герой этот не без когнитивных сюрпризов. Ладно повышенная рефлексия, куда без неё. Но когда он авторским голосом выдаёт эрудита Елизарова с потрохами (и такое происходит частенько!), невольно поднимается бровь. «И правда, было в его облике что-то бессарабское», размышляет пацан-двоечник из Рыбинска. Конечно, он знает, что вообще такое Бессарабия и по внешности человека угадывает нетривиальное происхождение.
Второстепенные персонажи — не плоские, но однобокие. Не плоские, потому что главный талант Елизарова — в фотографической точности передачи всего спектра народного быта и бытия. Такое ощущение, что у него «жучки» в каждой подворотне, каждой компании, каждой кухне страны, и все они неустанно записывают, чтобы выдать самый смак в нужный момент. Персонажи абсолютно живые, барахтающиеся в бытовой грязи и вечных вопросах со своим нехитрым культурным багажом из народных прибауток.
А однобокие, потому что у каждого есть ну очень явная роль, за пределы которой его за ненадобностью не выпускают. Девушка ГГ введена в качестве мешка для философских премудростей о смерти, которые автор заранее выписал и старательно проговорил её губами. Других функций и живых свойств у неё нет. Брат ГГ — окно в мир криминального похоронного бизнеса, и нечего ему больше мельтешить где попало и чем попало. Всё в таком духе.
В плане языка эта книга — своеобразный зверь. Не без чудачеств, которые одни ценят, а другие высмеивают. С матами тоже у каждого отношения свои, но здесь — при предельной плотности ненормативщины — безвкусицы нет, прямо жизнь без прикрас. «Сектор газа», а не «Красная плесень». Но для меня самое большое впечатление от изложения — слишком много деталей, слишком бег с препятствиями. Каждому существительному — по прилагательному! На каждую стену по три нестреляющих ружья! Читать Елизарова в целом легко, но перерабатывая тонны руды, всё время задаёшься вопросом — неужели автору не приходила мысль состричь страниц двести балласта?
Но не балластом единым! Опять же, Елизаров слишком большой эрудит, чтобы потчевать пустыми щами в книге такого объёма. Есть излюбленная забава в литературе — пасхалки. Например, когда хоронят дедушку ГГ, ему достаётся чужая испорченная могильная плита, со сколом на надписи. Я случайно наткнулся на тот факт, что похожий инцидент был с похоронами М. Булгакова. Делаю немудрёный вывод, что наверняка тут вторым слоем идёт бесконечное количество таких пасхалок для таких же задротов, и все из них не найдёт никто. Лично мне такие вещи не импонируют, я всегда на стороне читателя-невежды, которому нужна просто хорошая история. И если историю приносят в жертву лишнему весу из таких игр, то полный стоп.
И это моя самая большая проблема с романом «Земля». Признаюсь, я не читал книги, номинированные на премии «Нацбест» и «Большая книга» вместе с «Землёй», но надо сказать следующее. Этому роману можно было бы смело дать премию «Лучшая книга Елизарова», просто потому что в восьмисотстраничном романе елизаровщины на вагон больше, чем во всех его остальных. Но если эта книга и правда из «лучших», то встаёт вопрос о ценностях участников литпроцесса. Ведь книг с похожими симптомами хватает.
Как так получается, что хорошую художественную историю, честно стоящую во главе угла даже у жанровиков-ремесленников, «большая литература» считает ниже себя? Почему весь этот фольклор, назидания, философствования, пасхалки, отсылки и прочие дрочилки, которыми писатели привечают друг друга и критиков, а потом обсасывают с известным снобизмом, оказались важнее рядового читателя не в теме?
Может быть, это просто новая литература. Сейчас что ни книга, то мнение в художественном антураже. Писатель превращается в проповедника под прикрытием, протаскивающего в массы следующий роман-репортаж-о-социальной-проблеме-номер-один, роман-пробудитесь-конец-света-близок, роман-консультация-с-психологом-на-тему-ранних-травм, роман-когда-вы-уже-признаете-что-Сталин-козёл, и так далее.
Так вот, «Земля» — это роман-страничка-в-Википедии. Всё выписал, ничего не забыл. Немного пошалил, поперчил человечинкой, чтобы читать было интересно, — готово! Возьмись за эту работу писатель не такой колоритный, как Михаил Юрьевич, провал был бы обеспечен. У Елизарова вышла самобытная, неоднозначная работа, букет своих плюсов и общепринятых минусов.
По словам самого автора, в реальной жизни ружья обычно не стреляют, линии не сводятся, а с человеком не происходит серьёзных изменений. Здесь не поспоришь. Но, по моему мнению, художественная история это не жизнь, не круглосуточная камера наблюдения с щепоткой смысла/морали/философии (нужное подчеркнуть).
Вердикт: если вы поклонник творчества Елизарова (особенно авторских песен), вам эта книга зайдёт однозначно, безоговорочно, на 160%. Если же нет, вы прочтёте затянутую и до боли детализированную историю с невнятным (не)концом о пути невзрачного героя, в которой не продохнуть от ненормативной лексики. Как-то слишком много «не».
